В федеральном архиве фотодокументов Германии в Кобленце хранятся  негативы времен Второй мировой войны. Среди них есть тысячи кадров в фонде  под названием Сталинград.  Рамки Сталинградской битвы  были и драматическим контекстом окупации Калмыкии, которая продолжалась с августа 1942 до января 1943 .

Фото 1.

Фоторепортаж о том времени  – это неожиданный во многом взгляд на события 65-летней давности. В отличие от служащих Красной армии солдатам вермахта разрешалось иметь при себе фотоаппараты и вести дневники. Были и специальные корреспонденты из отделов пропаганды в каждой дивизии. Данные фотографии не атрибутированы,  неизвестен их автор и место съемок. Только по национальному колориту одежды и причесок  можно понять, что это калмыки.

Что же нового дают эти снимки в понимании той эпохи? Мы можем увидеть Калмыкию и калмыков объективом и глазами окупанта, каков был этот взгляд?

Фото 2. Вопреки стандартным ожиданиям  - многие помнят фотографии повешенных партизан из школьного курса истории, это был взгляд не только и не столько завоевателя, сколько туриста и антрополога.  Похоже, что этот видеоряд показывает, как чувствовали себя окупанты  - освободителями народов от советской власти, от "ига жидо-коммунизма". Потому они довольно доброжелательно фиксируют окружающий мир – ландшафт, животных,  женщин, бытовые сценки и сами достаточно расслабленно зафиксированы камерой в общении с местным населением.

Калмыки не считались  нацистской пропагандой недолюдьми,  и все солдаты и офицеры были снабжены инструкцией о том как надо вести себя с калмыками, кто такие калмыки, какое они ведут хозяйство, какой порядок в семье, какая вера и обычаи гостеприимства. Эти колониальные инструкции были и руководством для фотографа, который как-бы искал иллюстрации  к ним, этнографируя и экзотизируя  реальность вокруг. Вся серия фотографий несет колониальный оттенок, фиксируя бедность, нищету и этнографическую специфику, а также и иерархию людей – "дикого коренного населения" и культурного белого человека с автоматом и фотоаппаратом . Это был проверенный белым человеком способ завоевания чужого пространства, который, возможно, был не совсем уместен при окупации территорий со славянским населением. Скорее так: как только появляются небелые люди, захватчики прибегают к колониальной парадигме, которая, возможно, им более преемлема нежели риторика теории расовой неполноценности.

Нам предоставляется шанс всмотреться в лица, в образы людей ( в терминах Ролана Барта  - стадиум и пунктум ) и немного продвинуться в понимании того каково пришлось людям того времени, тем, кого сошлют  в Сибирь «навечно» и кто позже будет заполнять графу в анкетах – «находился ли на временно окупированной територии?»   утвердительно.

ФОТО 3. Перед нами простое лицо молодой замужней женщины с соответствующей статусу прической – две косы убраны в специальные чехлы - шеверлыки. На голове – платок, волосы нельзя показывать чужим людям, они всегда убраны от постороннего глаза. На лице – озабоченность, проблема. Никаких следов макияжа.Узкие глаза сощурены. Так выглядит человек во время принятия решения, когда внутренне еще не готов ответ. Время непростое, каждый день такой – что прожить бы. Что делать – не всегда ясно. Потому и на шее – мирде, амулет с буддийской молитвой, и четки висят как бусы, но не для украшения, а для защиты, потому и волосы в шеверлыках внутри. Неуверенность подчеркивается незавершенным жестом.

ФОТО 4. Вот другой образ – женщина решительная, не отводит прямого взгляда, по мужски держит папироску. Бушлат мужской, тогда еще не было стиля унисекс, но лишней одежда не была – видимо, бушлат принадлежал мужу. Где он – на фронте, погиб? под ним спрятаны шивирлыки.Внизу белая сорочка, сверху платье. Наверное, ей немного за тридцать, волосы густые, еще нет седины. В ушах серьги, как у всех женщин. Лицо нахмуренное, в глазах вопрос. Этот вопрос так или иначе читается на лицах этой серии. Это вопрос о том, что же будет? Что же будет со всеми нами? Надолго ли немцы? Если навсегда, то что же будет с мужьями, что воюют на фронте. Если немцы скоро уйдут, то что же будет  с нами, кто остался на оккупированных территориях. Могла ли она предвидеть, что наказание ждет не каких-то провинившихся, а всех, включая детей, и через два года все будут выселены тотально.

ФОТО 5. Вот другая женщина – скорее бабушка с внучкой. Погода осенняя, еще тепло, но у же не жарко. На ней платье замужней женщины, хувцан. Шеверлыки завязаны и заправлены под жилет.Они давно пустые, длинных кос давно нет, остались тощие косицы. На голове шапка, похожая на шапку-ушанку какого-то детского размера. Рукава подтянуты до локтя, скрюченные пальцы правой руки. Работать приходилось много, уже и не разгибаются. Девочке года два, родилась еще до войны. Она босиком, обувь для ребенка не нашлась. Они стоят на фоне саманного дома – неказистого, неумело построенного.  Бедность и нищета.            

ФОТО 6. Перед нами старик. Похоже, ему за 80. Седые усы и бородка. Одет в традиционную одежду – напоминающую армяк, но на голове кепка, это уже дань модернизации. В руках – буддийские четки, похожие на деревяные или коралловые, с серебряными разделительными бусинами покрупнее. Его лицо ничего не выражает, а взгляд – почти не видящий. Да и кто бы хотел видеть войну и чужие войска в своем селе? Старик стоит на фоне сарая. Но я знаю, что это жилище, в котором живет целая семья. Без воды, без электричества, с плохим освещением, земляным полом. В 20-30 ее гг. в Калмыкии стали проводить политику насильственной модернизации. Государство боролась со старым укладом, который надо было искоренять всеми способами. В первую очередь людям предложили отказаться от привычного образа жизни и традиционных занятий кочевым скотоводством. Поэтому мобильное жилище – юрту надо было заменить на землянку, а мобильное поселение – хотон: на поселок.

ФОТО 7. Женщина сидит, свесив ноги в яму. У нее на руках ребенок. Похоже, что она его кормила и он уснул или она просто оторвала его от груди на момент съемки,и недовольный малыш еще тычется в поисках молока. Осень, а ребенок почти не одет, закутан в какие-то тряпки, мать укрывает его своим пальто. Да и сама она одета кое-как. Похоже что поверх платья чтобы ей было теплее,  надета юбка. На ногах совершенно стоптанные туфли с оторванными шнурками. Она сидит и смотрит на фотографа снизу вверх – ей не нравится эта ситуация, но она не может сопротивляться, у фотографа под рукой  не только камера. Лишь выражение лица женщины говорит о том, что ей все это не по душе. Только зубы этой молодой матери инстинктивно открываются как у волчицы, защищающей своего детеныша. Женщина сидит как жертва на мушке фотоаппарата. Объектив сейчас так же агрессивен как и автомат, это орудие власти со своим прицелом. За спиной женщины – упаковка от инструментов, очевидно принадлежавшая окупантам и за ненадобностью выброшенная.Как будто агрессивный технократический мир наступает на мирную естественную жизнь.

Т

ФОТО 8. Бытовая сценка: две женщины и трое детей. Женщины сидят в специфических женских позах, объектив фиксирует груминг, архаичную форму социальности. Трудно представить белых женщин, ищущих вши друг у друга в ХХ в. Но обратите внимание – дети едят хлеб, которым их угостили окупанты.

Фото 9. Еще один женский портрет. Немолодая женщина с трубкой.Она даже не вынула трубку изо рта. Ее фотографируют, но женщина не желает позировать, она как бы игнорирует человека с камерой, не выражая ни интереса, ни пиетета, ни желания понравиться.  Ее одежда и прическа – смесь традиционного калмыцкого костюма домашнего пошива и ватника, униформы гражданской одежды военной поры. А на голове странный головной убор. Скорее это мужская фетровая шляпа, поля которой завернуты внутрь. Лицо озабоченное, губы плотно сжаты. Лицо испещрено морщинами, перекошенная линия рта. Мелкие поперечные морщины лица дополняются вертикальными стежкой ватника. А трубка женская.

ФОТО 10. Наконец, появляются совместные фотографии. Женщина и двое солдат. Женщина в годах, видимо ее послали для общения с солдатами. Она скованна, папироска во рту, руки вдоль тела. Лицо смуглое, обветренное, но женщина смотрит прямо в лицо собеседнику. Она в традиционной шапке – бюшлячи, шеверлыки убраны под старое заношенное пальто. Солдаты, представители высшей расы, смотрят снизу вверх на женщину, немного насмешливо. Они доброжелательны, они выполняют свою миссию – освобождают народы от коммунизма и у них есть причины гордиться собой и быть в хорошем расположении духа. Наверняка они нашли положение калмыков бедственным и считали себя спасителями народа. Солдаты в очках, видимо, мотоциклетных, чувствуют себя расслабленно, одежда нараспашку, руки в карманах. Один – в шинели и ботинках, другой – налегке и  в сапогах. На каком языке они общаются? Тогда в калмыцких селах и по-русски плохо говорили. На этом снимке проявляется и сам фотограф – темной тенью в пилотке.

ФОТО 11. Четверо мужчин и подросток. Кто в ватнике, кто в бушлате, все в головных уборах, они на людях. Четверо обреченно смотрят в объектив, один – смотрит мимо. Взгляды вопрошающие,  неуверенные, загнанные. Вроде и не узники, а похожи на таких. Сидят неудобно. Если бы на их месте сидели немецкие мужчины, они наверняка бы улыбались в объектив.

Фото 12. Эта фотография показывает почему так скованы были мужчины. Они сидели рядом с пленными. Они сами не пленники – но понимают, что только один шаг их отделяет от подконвойных. Что окупация в любом случае – это несвобода, опасность и постоянный риск.